Пока их с братом катали по всему городу, Микаэлла могла лишь слышать эти лязгающие звуки подъемников, чувствовать отвратительные прикосновения к себе посторонних людей. Вскоре шум механизмов сменился на тихое шуршание и вибрирующий гул магнитного шоссе, по которому ход был куда мягче, чем по обычной дороге.
Микаэлла взирала на тьму, поскольку предусмотрительные копы завязали девчонке глаза, заковали руки в наручники за ее спиной. Одним словом, попытались обезопасить себя и персонал от возможного негативного воздействия шринкеров-близнецов. В мыслях Эванс нисколько не сомневалась в том, что, после череды неудач, и Нэйтану могли кляп в рот запихать, чтобы "не болтал", хотя закрадывалось в голову Мики подозрение, что этот дурень-защитник едет с ней за компанию, абсолютно не раскрыв себя. "Мог бы сбежать и потом мне помочь. Что теперь прикажешь делать, дебил?"
Мысленный монолог прервался внезапно наступившим затишьем. Микаэлла, превратившаяся в слух, застыла в ожидании броска, однако, будучи слепой, не могла полностью точно сориентироваться в пространстве. Чья-то рука намертво вцепилась в ее запястье и поволокла наружу, где вовсю бушевал холодный сентябрьский ветер. Микаэлла вскрикнула и попыталась взбрыкнуть, однако очаг сопротивления был тут же жестко подавлен. Голову задержанной нагнули так сильно, что еще одно усилие, и девушка сложится в три погибели. Будучи в положении столь неудобном, ее повели вперед. Альбинос спотыкалась о неровности поверхности, по которой шла, но ее провожатые не снижали темпа и абсолютно подростка не щадили. Казалось, что споткнись она, упади, то эти двое потащат ее волоком.
Впервые в жизни Микаэлла поняла, что убежать не получится.
"Нэйт?"
Позади себя она слышала возню куда меньшую, чем ожидала. В душе зародились сомнения насчет брата - уж больно молчаливым тот был, хотя и, может быть, дело было в пресловутом кляпе, кто знает. Нутром чуяла неладное - слишком сильно она чувствовала перемены его настроений и мыслей.
- Шагай, - грубо сказал один из надзирателей. Мика хищно ощерилась, явно не позволяя с собой так разговаривать, но что она могла сделать против здорового стокилограммового мужика, будучи ослепленной, связанной и беспомощной? Перспективка вырисовывалась так себе.
Вскоре гул уличного ветра сменил звук отскакивающего от стен эха многочисленных шагов. Гул голосов не смолкал, изредка смешиваясь с гневными выкриками и язвительными оскорблениями. Даже сквозь повязку Микаэлла могла видеть слабые отсветы светодиодов, многочисленных и мелких.
- Куда их? - услышала Мика, чувствуя, как тревожность разливается по телу неумолимой волной.
Минутное молчание все тянулось и тянулось, как резина. Девушка слышала глухие удары пальцев по сенсорной панели, недоверчивое и оценивающее хмыкание, тяжелый вздох.
- Разделить и в камеры особого содержания. В разных концах корпуса. Тщательно обыскать. Ее в особенности.
- Нет, - прошелестела девушка враз пересохшими губами, но позже нашла в себе сил вырваться из рук надзирателя, - нет! Нэйт!
Брат предательски молчал, не выдавая собственного местоположения. В ушах шумела кровь. Дикий взрыв адреналина придавал новых сил, но за отключением органов чувств это не имело никакого смысла. Эмоциональный всплеск привел к неосознанному проявлению телекинеза. Где-то сухо зашумели искры вперемешку с матами сотрудников.
- Да что за...
- Выруби ее, - поспешно зашипел кому-то "принявший" близнецов полицейский. Микаэллу насильно скрутили и, нарочито больно, воткнули иглу в бедро. Реальность поплыла, раскачалась. Не чувствуя земли под ногами, Мика, обмякнув, рухнула на пол, запоздало почувствовав холод.
Холодный свет резанул по глазам. Холод по венам. Эванс, болезненно щуря глаза, разлепила веки. Тело, налитое свинцом, слушалось паршиво - приподняться на локтях представлялось кампанией неосуществимой, что уж говорить о попытках встать на ноги. Девушка кое-как смогла отползти к стене и прислониться к ней спиной, стараясь дышать как можно ровнее.
Камера представляла собой абсолютно чистое заизолированное пространство без наличия каких-либо посторонних предметов. Длинная лампа, отгороженная мелкой сеткой, лила резкий холодный свет. Микаэлла, потупив с минуту, не сразу поняла, что от старых шмоток не осталось ничего. Темно-серая хлопковая роба льнула к телу мягко, но как-то чуждо, не согревая, но морозив кожу. Значит, пока та была в отключке, ее раздевали... Воспоминания нахлынули на нее волной, погребая под собой ее всю, без остатка. Беловолосая поджала колени к груди и, обвив их руками, уткнулась в колени носом и шумно задышала, борясь с приступами внезапно накатившей тошноты. Представлять то, что, возможно, ее обнаженного касались чужие руки, было в высшей степени омерзительно. Мику затрясло. Оставаться с собственными страхами один на один в замкнутом пространстве как битва, в которой один пожирает другого без видимого преимущества. Ни один не может существовать без другого, подпитываясь обоюдной ненавистью и подсознательными инстинктами, зачастую противоречащими друг другу. И холодное отчуждение не может длиться вечно.
Дверь камеры открылась. Будучи еще не в состоянии адекватно реагировать на происходящее, Микаэлла предприняла попытку отползти от тянущихся к ней рук, но преуспела в этом слабо. Охранник завел ее руки ей за спину и накинул электронные браслеты, слишком сильно врезавшиеся в бледную кожу, и потянул девушку вверх. Покачиваясь, Мика, по его указанию, ступила в коридор.
Отмеряя шаги, ее привели в допросную, находящуюся в другом корпусе участка. Абсолютно вымотанной Микаэлла вошла в комнату и, грузно осев, села на стул перед вычищенным до блеска металлическим столом. Деактивировав наручники, охранник приковал руки альбиноса к столу и, ухмыльнувшись, вышел вон, оставляя девушку в полном одиночестве.
Действие транквилизатора постепенно начало сходить на нет, когда в допросную вошел молодой человек, едва ли намного старше ее самой. Взлохмаченные иссиня-черные волосы, серо-голубые глаза, довольно мягкие черты лица, в которых прямо-таки застыла напряженность, едва скрытая напускным профессионализмом. Не нужно было быть тонким психологом, чтобы это углядеть - слишком много по воле случая Микаэлла общалась со сбродом, лица которых объясняли происходящее куда больше, чем слова.
Мика подбоченилась, не отрываясь наблюдая за парнем взглядом ярко-голубых глаз, даже не моргая. Интересно, что чувствует он сейчас, наблюдая за шринкером-телекинетиком, могущим враз затолкать эту ручку в мозг по самое нехочу, скрывающимся за личиной подростка-альбиноса, взъерошенного как воробей.
Она слушала его внимательно, даже слишком, прилагая усилия и борясь со всеобщей слабостью в теле. А парень-то дело говорил, сколько грешков на юных душах близнецов уже, и не сосчитать так сразу. Однако было что-то в его словах, за что сознание цеплялось, но мозг не успевал обрабатывать.
-...Здесь нет никаких смягчающих обстоятельств - вы это понимаете? - закончил свою речь молодой следователь, и в голове девушки будто щелчок раздался. Мягко улыбнувшись уголком губ, Микаэлла посмотрела следователю прямо в глаза.
- Я всего лишь подросток, мистер Каван, - начала она вкрадчиво и тихо, слишком живо блеснув льдом глаз, - а в законодательстве, кажется, это и является смягчающим обстоятельством. Или я ошибаюсь?
Ей нравилось играть, и в этом она горела, вслушиваясь в тихое щелканье терминала, в котором, как на ладони, красовалась вся ее жизнь "по наклонной".
